Об авторе История
КНИГА ВРЕМЕН И СОБЫТИЙ

ЧАСТЬ СЕМНАДЦАТАЯ

Убийство С. Михоэлса. Борьба с "безродными космополитами". Уничтожение остатков еврейской культуры


ОЧЕРК СЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТЫЙ

Идеологические кампании первых послевоенных лет

1

Начало войны с гитлеровской Германией ошеломило граждан Советского Союза и надолго запомнилось современникам. Стремительные продвижения немецких войск, поражения Красной армии на всех фронтах, паническая эвакуация населения разрушали налаженную жизнь и нерушимую веру в вождя, которого считали мудрым, прозорливым и непобедимым.

Люди начали задумываться, сопоставлять, делать выводы; даже представители творческой элиты, вскормленные и обласканные властями, верные последователи социалистического реализма и партийности в искусстве произносили крамольные речи, которые фиксировали тайные осведомители. "Нас отучили мыслить…" (К. Федин), "Так дальше не может быть, так больше нельзя жить, так мы не выживем…" (Н. Погодин), "Народ, вернувшийся с войны, ничего не будет бояться…" (А. Толстой).

Война раскрепостила многих в Советском Союзе. Подошло время, когда не надо было лгать, притворяться, клеймить выдуманных "врагов народа", ибо истинный противник находился по ту сторону передовой линии, и его следовало одолеть. Вернулись по домам победители той войны, бывшие солдаты и офицеры, которые привыкли принимать решения в боевой обстановке, не ожидая указаний вышестоящих начальников, почувствовали силу свою и значимость, преодолев страх предвоенных лет, научились отличать настоящие ценности от мнимых лозунгов, затертых от нескончаемого употребления, ощутили боль, страдание, торжество выживших и победивших, познакомились с жизнью в европейских странах, которая разительно отличалась от скудного существования в стране Советов.

Победа над Германией и ее союзниками перевернула страницу истории и возродила надежды. Население Советского Союза устало от тягот войны и захотело нормальной работы без штурмовщины, улучшения жилищных условий, хороших заработков и сытой, спокойной жизни с отдыхом и развлечениями; крестьяне надеялись, что после победы распустят колхозы, и каждый будет трудиться на своей земле.

В. Гроссман, писатель (из фронтового очерка):

"Что же удивительного, что день и ночь, заслоняя самые яркие и пышные картины последних дней победоносной войны, стоит перед глазами фигура нашего красноармейца, такой, какой навечно запомнили мы ее: в продранной осколками шинели, шапке-ушанке, с полупустым заплечным мешочком, с гранатами, заткнутыми за брезентовый поясок.

Пожелаем ему от души жизни веселей и полегче, посытней, побогаче. Кто, как не он, заслужил ее!"

Из воспоминаний: "Все чувствовали одно: после таких мук, лишений, голода, смертей должна же начаться настоящая человеческая жизнь. Помню, на ногах – рваные сапоги, а в душе – уверенность: скоро начнется распрекрасная жизнь…"

2

В первые месяцы той войны советская пропаганда вспомнила позабытые понятия, которые не употребляли уже много лет. "Отчизна", "братья-славяне", "священное отечество", "великие предки", "Родина-мать" – эти выражения вошли в газетные статьи, лозунги, речи докладчиков и способствовали росту национальных устремлений граждан СССР. Подобные настроения поначалу не преследовали, чтобы не подрывать единство народов многонационального государства в борьбе с сильным врагом, однако к четвертому году войны ее исход был уже ясен, и подошла пора искоренять несанкционированный "буржуазный национализм".

Летом 1944 года ЦК партии принял решение усилить идеологическую работу в Татарской автономной республике, где писатели и историки придавали излишний национальный характер своим работам. Подобной критике подвергли деятелей культуры Башкирии, а затем раскритиковали авторов "Истории казахского народа" за проявленный национализм.

В мае 1945 года на приеме командующих войсками Красной армии Сталин произнес тост: "Я пью прежде всего за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза". Сталин назвал русский народ "руководящей силой" страны – в этом выступлении вождя была заложена программа будущих действий, которую подхватили и начали разрабатывать партийные идеологи.

Появилось определение: "Русский народ является старшим братом в семье советских народов". На втором месте в этой иерархии оказались украинцы, белорусы и прочие народы, объединенные в союзные республики. Затем шли народы автономных республик и автономных областей, а последнее место предназначалось малым национальным меньшинствам без означенной государственности, чью русификацию внедряли ускоренными темпами. Не случайно новый гимн страны, в годы войны заменивший "Интернационал", начинался со слов: "Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки Великая Русь…"

Распределение национальностей по различным категориям таило в себе скрытую опасность, ибо не всякий представитель того или иного народа соглашался быть "младшим братом"; сепаратистские устремления возрастали, и по окончании войны началась борьба с "буржуазными националистами" Украины, Армении, Узбекистана, Киргизии, Молдавии, Бурят-Монголии. Им поставили в вину идеализацию прошлого, излишние напоминания о расцвете своих народов в прежние времена, чрезмерное восхваление исторических героев и намеки на насильственное присоединение к России.

В Москву поступали сведения о пробуждении национального движения народов СССР, грозившего целостности огромного государства, о настроениях советских граждан и возрастающей аполитичности молодежи, которая не желала принимать на веру партийные лозунги. Иностранный наблюдатель отметил: "Советские люди, с которыми мы встречались, всячески старались отгородить свою личную жизнь от политики... Собственного мнения у них чаще всего не было… проблемы политические и идеологические их совершенно не интересовали".

Органы НКВД сообщали об анонимных записях, сделанных на избирательных бюллетенях во время первых послевоенных выборов: "Недалек тот час, когда наш народ стряхнет с себя вашу паутину, сомнет и развеет вас…" – "Человек у вас работает даром, в особенности наше жалкое крестьянство…" – "Народ терпит, но скоро терпение лопнет, и тогда берегитесь…"

С Украины докладывали: "Резкие антисоветские настроения высказывает также демобилизовавшийся из армии поэт-переводчик… Зисман Марк Давидович: "Советский Союз – это изолгавшаяся страна, страна мрака и ужаса. В СССР все находятся в рабстве, господствует крепостное право, людям нашим живется хуже, чем бывшим крепостным. Коммунистическая партия – это партия шкурников"…"

В Кремле понимали сложившуюся ситуацию и сделали соответствующие выводы. Сталин, по свидетельству его соратников, "особенно много занимался идеологическими вопросами и придавал им первостепенное значение" в послевоенные годы. Многие его указания не попадали в какие-либо документы; Сталин сообщал их в личной беседе или по телефону для немедленного исполнения, и сразу же вводился в действие пропагандистский аппарат для воздействия на население страны.

На страницах газет появились разоблачительные статьи против "идеологически вредных" произведений писателей, поэтов и критиков: "Под знаком разложения и упадка", "Искажение исторической правды", "Раболепие и безыдейность" и им подобные. В газете "Эйникайт" осудили еврейских поэтов и писателей Ш. Галкина, М. Пинчевского, А. Суцкевера и Э. Фининберга – за аполитичность, безыдейность и "буржуазный национализм".

Так началась идеологическая борьба против распространения либеральных настроений, чтобы подавить проявления инакомыслия в советском обществе, особенно среди интеллигенции, которая надеялась на новую, более свободную жизнь и смягчение диктаторского режима. "После войны все ждали каких-то перемен. Надеялись, что Сталин, убедившись в верности и преданности народа-победителя, прекратит репрессии, но этого не произошло…"

3

Во время войны с Германией Советский Союз входил в состав антигитлеровской коалиции, получал вооружение и продовольствие из США, Англии, Канады, однако в стране начиналось неприметное – с оглядкой на союзников – насаждение антизападных настроений. В 1943 году газета "Литература и искусство" уже предостерегала граждан СССР от "рабского преклонения перед всем заграничным", что являлось отличительным признаком "людей без почвы, без родины, без племени".

В августе 1946 года ЦК партии принял постановление "О журналах "Звезда" и "Ленинград", раскритиковав произведения писателей, проникнутые "духом низкопоклонства по отношению ко всему иностранному". В Ленинграде собрали "партийный и писательский актив", перед которым выступил секретарь ЦК А. Жданов. "Докладчик подошел к трибуне… помолчал и стал говорить, – вспоминал очевидец. – Через несколько минут установилась невероятная тишина. Зал онемел и окаменел. Его всё более замораживало и за три часа он превратился в твердую белую глыбу. Доклад ошеломил. Люди расходились молча".

Жданов разгромил в своей речи "поэзию взбесившейся барыньки" А. Ахматовой, "мечущейся между будуаром и молельной", чьи произведения пропитаны "духом пессимизма и упадничества". "Не то монахиня, не то блудница, а вернее блудница и монахиня, у которой блуд перемешан с молитвой… Какое она имеет отношение к нам, советским людям?.. Что поучительного могут дать произведения Ахматовой нашей молодежи? Ничего, кроме вреда".

Жданов обвинил и писателя М. Зощенко – "бессовестного литературного хулигана", "пошляка и несоветского писателя", выворачивающего "наизнанку свою пошлую и низкую душонку", а его рассказ "Приключения обезьяны" назвал насмешкой и глумлением над советским человеком. "Только подонки литературы могут создавать подобные "произведения"… Пусть он перестраивается, а не хочет перестраиваться – пусть убирается из советской литературы".

Досталось и А. Хазину за пародийное стихотворение "Возвращение Онегина" – о приключениях Евгения Онегина на улицах современного Лениграда.


Судьба Евгения хранила,
Ему лишь ногу отдавило,
И только раз, толкнув в живот,
Ему сказали: "Идиот!.."

"Дурной, порочный, гнилой замысел у этой клеветнической пародии!.. – заявил Жданов. – Как можно пускать хазиных на страницы ленинградских журналов?.." Доклад Жданова напечатали в газетах, выпустили отдельной брошюрой; зарубежные компартии опубликовали брошюру на разных языках, в Палестине она увидела свет в переводе на иврит.

"Литературная газета" разъяснила читателям: "Путь Зощенко был давно ясен… Отвратительное содержание и жалкая форма… Ахматова никогда не считалась крупной поэтессой, она всегда была поэтессой маленькой…" Их исключили из Союза писателей, лишили продовольственных карточек; они голодали и по ночам ожидали ареста; их книги изымали из магазинов и библиотек, запретили изучение в школах тех разделов учебника, где "дается неправильная характеристика Зощенко и Ахматовой".

А. Фадеев, председатель Союза писателей СССР: "Сколько ни перечитываешь постановление ЦК партии и доклад тов. Жданова о журналах "Звезда" и "Ленинград", – не перестаешь поражаться тому, насколько метко был нанесен удар аполитичности и безыдейности".

Ф. Раневская, актриса (из воспоминаний об А. Ахматовой):

"Примчалась к ней после "Постановления"… Она лежала с закрытыми глазами… Губы то синели, то белели. Внезапно лицо становилось багрово-красным и тут же белело. Я подумала о том, что ее "подготовили" к инфаркту. Их потом было три, в разное время…

Через много дней она вдруг сказала: "Зачем великой моей стране, изгнавшей Гитлера со всей его техникой, понадобилось пройти всеми танками по грудной клетке одной больной старухи?"…"

4

В августе 1946 года вышло очередное постановление ЦК партии "О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению" – против "слабых и безыдейных" пьес советских драматургов и "низкопробной" драматургии Запада, "открыто проповедующей буржуазные взгляды и мораль". Так началось развернутое наступление на "преклонение и низкопоклонство перед буржуазной культурой… находящейся в состоянии маразма и растления", бичевание тех, кто "оглушен звоном доллара и глух к победному шествию социализма".

Газета "Эйникайт" не могла оставаться в стороне, и если прежде на ее страницах призывали к единению евреев всего мира для борьбы с фашизмом, то теперь заговорили иначе: "всеобъемлющее еврейское единство" хорошо лишь в том случае, если оно "основано на положительном отношении к Советскому Союзу".

Издевательства над Зощенко и Ахматовой, бичевание "безыдейных" пьес не были основной целью партийных руководителей. Начиналась "холодная война", "обострение международной напряженности", противостояние двух лагерей, а с ними и борьба идеологическая. Подавлялся любой намек на отступление от официальных установок; допускался единственно возможный, утвержденный в верхах образ мыслей, а потому всякий инакомыслящий становился "клеветником", "двурушником", "врагом народа".

Это были годы "идеологических диверсий" и "растленного влияния капиталистического окружения". Политика Кремля вела к изоляции страны, "железный занавес" отделил население Советского Союза от внешнего мира, под подозрение попадал всякий, кто переписывался с родственниками за границей или получал от них посылки. Приняли постановление "О воспрещении браков между гражданами СССР и иностранцами"; любой турист, бизнесмен, ученый, приезжавший на международный конгресс, немедленно попадал под наблюдение секретных сотрудников, которые фиксировали его передвижения и встречи.

Британская радиостанция "Би-Би-Си" начала трансляцию передач на СССР в 1946 году, к ней присоединилась радиостанция "Голос Америки"; в ответ на это воздвигли вокруг городов антены с мощными трансляторами, чтобы заглушать передачи западного радио. Граждане страны умудрялись их слушать, прорываясь через вой "заглушек", и в Москву доложили: "Некоторые владельцы приемников… без зазрения совести говорят о том, что передают фашистские станции "Голос Америки" и "Би-Би-Си"…" Специалисты рассмотрели этот вопрос; Совет министров СССР принял постановление о массовом выпуске радиоприемников без коротковолнового диапазона, чтобы нельзя было слушать иностранные передачи.

В министерствах и учреждениях создали суды чести для рассмотрения "антипатриотических, антигосударственных и антиобщественных проступков" сотрудников. Заседания судов проходили публично, и один из обвинителей заявил с трибуны: "Прошли те времена, когда "окно в Европу" доносило в нашу страну свежий ветер. С октября 1917 года свежий ветер дует не с Запада на Восток, а с Востока на Запад. "Новый Свет" перестал быть новым светом – теперь наша страна светит всему миру".

В стране существовала жесточайшая цензура; под контролем находилось всё, вплоть до интермедий эстрадных артистов, клоунских реприз, текстов пригласительных билетов и программок концертов симфонических оркестров. Цензоры сибирского города Томска докладывали (данные за 1946 год): "Проверено 39 книг и брошюр… сто сценариев радиопередач, 14 тысяч букинистических книг, 500 портретов вождей партии и правительства, 300 плакатов". За один только год из библиотек Томска изъяли почти 19 000 недозволенных книг; инструкция указывала: "Книги следует уничтожать путем резки или сжигания".

В феврале 1948 года появилось постановление "Об опере "Великая дружба" В. Мурадели", осудившее формализм и антинародность в музыке, "увлечение сумбурными, невропатическими сочетаниями, превращающими музыку в какофонию". Постановление раскритиковало С. Прокофьева, Д. Шостаковича, А. Хачатуряна и других композиторов, чье творчество "отдает духом современной модернистской буржуазной музыки Европы и Америки, отражающей маразм буржуазной культуры".

Сразу после этого Комитет по делам искусств запретил к исполнению "следующие произведения Д. Д. Шостаковича: симфония N 6, симфония N 8, симфония N 9, концерт для фортепьяно с оркестром, октет, соната N 2 для фортепьяно, романсы на стихи английских поэтов…" По всей стране выискивали местных композиторов-"формалистов"; особое внимание обращали на студентов консерваторий, чтобы прививать им "неугасимую ненависть к врагам Родины и беспощадную борьбу с преклонениями перед загнивающим Западом".

Заклеймили и американскую джазовую музыку, проповедующую "гнусности безродного космополитизма – этой бессовестной идеологии международных проходимцев и черного предательства". Расформировали эстрадные оркестры Э. Рознера, Я. Скоморовского, А. Цфасмана, которые "подражают западной неврастенической музыке и могут принести вред советскому зрителю"; Э. Рознера арестовали и отправили в лагерь. Певец Л. Утесов назвал те годы "эпохой административного разгибания саксофонов".

В 1948 году в Москве состоялось совещание композиторов, на котором докладывали о достигнутых успехах после постановления ЦК партии об опере "Великая дружба". Председатель Союза композиторов похвалил "Симфониетту" М. Вайнберга, создавшего "яркое, жизнерадостное сочинение, посвященное теме светлой, свободной трудовой жизни еврейского народа в Стране социализма... (Аплодисменты)". В 1953 году Вайнберга обвинили в "еврейском национализме", проявленном в его "Симфониетте", и арестовали.

5

В 1948 году тайный осведомитель сообщил в КГБ о крамольных высказываниях физика Л. Ландау: "Я не разделяю науку на советскую и зарубежную. Мне совершенно безразлично, кто сделал то или иное открытие. Поэтому не могу принять участия в том утрированном подчеркивании приоритета советской и русской науки, которое сейчас проводится".

Это было время, когда клеймили ученых – "специалистов по низкопоклонству", "чванливых и невежественных реакционеров от науки, раболепствующих перед иностранщиной". Публиковали книги и учебные пособия, в которых была переписана история науки; журнал "Новый мир" сообщил читателям: "В результате многолетней работы, кропотливых изысканий, бесед с множеством людей автор (книги) установил, что трактор впервые был создан в нашей стране и что идея гусеничного хода и первый гусеничный транспорт тоже имеют своей родиной Россию…"

Утверждали, что "так называемая "вольтова дуга" открыта Петровым, а не Дэви"; первую паровую машину построил Ползунов, а не Уатт; первый паровоз создал Черепанов, а не Стефенсон; электрическую лампу изобрел Яблочков, первый самолет построил Можайский, первыми летали на воздушном шаре не братья Монгольфьер, а Иван Крекутной, который – по свидетельству старинной рукописи – слетел "с колокольни на погост, наполнив дымом обширные свои одежды".

Меняли названия улиц, товаров, предметов обихода, издавна устоявшихся понятий, изгоняя иностранные наименования. Папиросы "Норд" превратили в "Север", сыр "камамбер" – в "закусочный", "французскую" булку – в "городскую", "геликоптер" – в "вертолет", фокстрот – в "быстрый танец". Футбольным комментаторам пришлось поменять терминологию: взамен "корнера" говорили у микрофона "угловой удар", взамен "пенальти" – "одиннадцатиметровый штрафной удар", взамен "офсайда" – "положение вне игры".

В августе 1948 года проходила сессия Академии сельскохозяйственных наук, на которой громили генетиков – "научных проходимцев", сторонников "буржуазных теорий" Вейсмана и Моргана. Среди прочих выступал академик И. Презент; он восхвалял президента Академии Т. Лысенко – "мастера эксперимента, тончайшего мыслителя" и критиковал сторонников "мифического наследственного вещества", "представителей вредного и идеологически чуждого… лженаучного по своей сущности направления (аплодисменты)".

Так началась кампания против генетиков: их заставляли публично отрекаться от прежних взглядов, изымали из библиотек литературу по генетике, изгоняли из университетов преподавателей-евреев, однако в то же самое время И. Презента назначили заведующим кафедрой и деканом биологического факультета Московского университета. "Менделизм-морганизм, – говорил он, – уже полностью обнажил свою зияющую пустоту, он гниет также изнутри, и ничто его спасти уже не может".

На собраниях и в журналах разоблачали "лженауку" – кибернетику, критиковали Л. Канторовича (будущего лауреата Нобелевской премии) за разработку проблем "буржуазной науки" – экономической математики, называли академика А. Фрумкина "космополитом номер один в электрохимии" за недооценку достижений отечественных ученых. Громили "раболепное преклонение перед ошибочной" квантовой теорией Н. Бора. Выступали против "идеалистической и целиком ошибочной" теории относительности А. Эйнштейна, направившего "развитие физики в тупик".

На фоне этой разгромной критики превозносили "Марксизм и вопросы языкознания" – новую теоретическую работу Сталина, "гениальный труд, который произвел переворот" в науке, "нанес решительный удар антинаучным теориям"; из институтов и университетов изгоняли последователей языковеда Н. Марра, раскритикованного вождем народов. В 1952 году увидела свет последняя работа Сталина "Экономические проблемы социализма в СССР"; ее в обязательном порядке изучали в институтах и научных учреждениях страны.

Идеологические кампании проводили повсюду, выискивали и разоблачали "чужаков, лишенных корней", которые "ненавидели и шельмовали русскую культуру и преклонялись перед буржуазным Западом". В Киеве заклеймили студентов университета – они "организовали коллективное посещение заграничного фильма и даже устроили оживленную дискуссию, восхваляя качество этого кинофильма".

Борьба с низкопоклонством не носила поначалу антиеврейского характера, но вскоре всё изменилось – подспудный государственный антисемитизм, который неприметно накапливался с первых лет войны, стал антисемитизмом открытым.


Музыкально-педагогический институт в Москве основали сестры Елена, Евгения и Мария Гнесины – дочери раввина. В 1948 году в ЦК партии поступил донос о высказываниях директора института Елены Гнесиной:

"Хачатурян никогда не изучал марксизма-ленинизма в таком объеме, как это поставлено у нас, а между тем он прекрасный и одаренный композитор… Зачем, например, обременять этим студента Светланова, ведь он же Рахманинов, уверяю вас – Рахманинов, а здоровьишко у него слабое. Ну, заставим его изучать марксизм-ленинизм и другие науки, это же будет во вред его главному делу".

***

На проекте постановления "О журналах "Звезда" и "Ленинград" сохранились правки Сталина, вошедшие в окончательный текст. Редакторы журналов "не только не вели борьбы с вредными влияниями Зощенко, Ахматовой и им подобных несоветских писателей на советскую литературу…" ("несоветских писателей" – добавлено Сталиным); газета "допустила ошибку, поместив подозрительную хвалебную рецензию… о творчестве Зощенко…" ("подозрительную" – добавил Сталин), и прочее.

В 1988 году ЦК партии отменил постановление "О журналах "Звезда" и "Ленинград" – "как ошибочное", а журнал "Коммунист" назвал его беспрецедентным "по бестактности, дикости и хулиганству".

***

В стране "победившего социализма" не существовало такого понятия – "инакомыслие", "инакомыслящий". В "Словаре русского языка" С. Ожегова, подготовленного к изданию в начале 1953 года, слово "инакомыслящий" – "имеющий несходный с чьим-нибудь образ мыслей" – отнесено к категории "устаревших" понятий. Даже в "Словаре" Ожегова, изданном в 1975 году, возле слова "инакомыслящий" помечено кратко – "устар.".

***

Очевидцы сохранили в памяти "неакадемический" эпизод, случившийся в 1948 году на сессии Академии сельскохозяйственных наук. И. Презент сказал с трибуны: "Когда мы, когда вся страна проливала кровь на фронтах Великой Отечественной войны, эти муховоды…" Договорить он не успел. К трибуне бросился генетик И. Рапопорт, бывший фронтовик-разведчик с повязкой на выбитом глазу; он схватил Презента за горло и закричал: "Это ты, сволочь, проливал кровь?.."

Доктора наук Рапопорта отстранили от научной работы вместе с другими генетиками и лишь через 10 лет он продолжил исследования, заслужив звания Героя Социалистического Труда и лауреата Ленинской премии.

***

Генетик В. Эфроимсон заслужил на фронте ордена и медали, в конце войны подал начальству рапорт о массовом изнасиловании немецких женщин. Когда Т. Лысенко и его последователи громили генетику, Эфроимсона лишили звания доктора наук. В 1948 году он написал в ЦК партии "О преступной деятельности Т. Д. Лысенко", которая нанесла ущерб сельскому хозяйству, – Эфроимсона арестовали и осудили на 7 лет "за клевету на Советскую армию".

В Ленинграде отправили за решетку Е. Зеликсона, директора Научно-исследовательского института физической культуры – "вейсманиста и космополита, проводившего в течение многих лет свою вредительскую деятельность в области физкультуры и спорта".

***

В 1918 году Забалканский проспект в Ленинграде переименовали в Международный проспект. Во время борьбы с "низкопоклонством" и "тлетворным влиянием Запада" Международный проспект превратился в Проспект И. В. Сталина. С 1956 года, после разоблачения "культа личности", его вновь переименовали – теперь уже в Московский проспект.


назад ~ ОГЛАВЛЕНИЕ ~ далее