Об авторе Проза
ВРЕМЯ РОЖДАТЬСЯ И ВРЕМЯ УМИРАТЬ


Глава седьмая

«И УМЕРЛА, И ПОГРЕБЕНА ЗДЕСЬ…»


1

Талмуд требует почитать родителей и после смерти; с отдаленных времен сыновья и дочери приходят в «йорцайт» на могилы родителей в день их ухода из жизни.

«Йорцайт» («йор» на языке идиш – год, «цайт» – время) – это годовщина смерти, день скорби, который отмечают по еврейскому календарю.

«Шулхан арух» указывает: «йорцайт» наступает после захода солнца, когда зажигают свечу, чтобы горела весь следующий день, до появления звезд на небе. В этот день следует поститься, читать псалмы и поминальную молитву возле могилы отца или матери, жертвовать неимущим больше, чем в иные времена.

Существует также молитва «Изкор» – поминание родителей в синагогах в Йом Кипур, в праздники Песах, Шавуот и Суккот: «Да вспомнит Бог душу такого-то, отошедшего в мир иной…» Читают и поминальную молитву памяти шести миллионов евреев, убитых в годы Катастрофы, а в Израиле – добавляют молитву памяти солдат, погибших в боях за страну.

Памятники на могилах принято устанавливать в Израиле к тридцатому дню траура.

Обычно это каменная плита, на которой помечают на иврите имя покойного или покойной, имя их отца и матери, даты рождения и смерти по еврейскому календарю, а также .ת.נ.צ.ב.ה – первые буквы библейского выражения на иврите «Да будет душа его (или ее) завязана в узле жизни у Господа».

«Мацева» – памятник на языке иврит – впервые упоминается в Торе: «И умерла Рахель, и погребена на дороге к Эфрату, он же Бейт Лехем. И поставил Яаков памятник над погребением ее; это могильный памятник Рахели до сего дня» (памятник дважды назван – «мацева»).

На погребениях ставили памятные знаки от простых камней до великолепных гробниц, доступных только царям и богатым вельможам. Во втором веке до новой эры Шимон, брат Иегуды Маккавея, установил гробницу в Модиине, к северо-западу от Иерусалима, о чем записано в Книге Маккавеев:

«И воздвиг Шимон усыпальницу над могилами отца своего и братьев своих, возвел ее высоко из тесаного камня с передней и задней стороны, поставил на ней семь пирамид, одну против другой… сделав на них искусные украшения».

О том же сообщал Иосиф Флавий в книге «Иудейские древности»:

«Шимон воздвиг отцу своему и братьям своим огромный памятник из белого тесаного камня. Вышина этого памятника очень велика, так что его можно увидеть с далекого расстояния... Размерами и красотой это сооружение вызывает всеобщее удивление. Оно сохранилось по сей день».

Памятник разрушили, по всей вероятности, в седьмом веке, во время гонений на евреев при византийском императоре Ираклии I.


2

Ехал в обозе престарелый рабби‚ изнуренный дорогой‚ возвращался в дальнее поселение.

Человек мал, а испытания велики: в дороге, в грозу промок рабби на яром ветру‚ подхватил простудную горячку – много ли старику надо? – и отошел к полудню в мир иной.

Его служка упрашивал возниц‚ деньгами соблазнял‚ в ногах ползал‚ чтобы довезли тело до ближнего еврейского кладбища‚ но те спешили на ярмарку‚ а потому просьбам не вняли: схоронили рабби в ложбинке при дороге‚ возле одинокой корчмы‚ и отправились своим путем.

Надорвал служка одежды‚ побежал по шляху без дыхания в груди‚ взмывая на косогоры и опадая в низины‚ застучал в окна-двери:

– Которые похоронят своего! Среди чужих!.. Горе‚ кричите‚ горе!

Громко возопили сыны Израиля. Голос скорби вознесли к небу. Бежали. Стонали. Спотыкались на пути плача. Губы шевелились беззвучно: «Владыка мира! Опора в изгнании! Насылающий смерть по справедливости...»

Пали на могилу.

Оплакали.

Изготовились перенести к себе‚ в дом покоя‚ но сказал один из них‚ не потерявший рассудка в столь горестных обстоятельствах:

– Не станем тревожить рабби. Осядем, пожалуй, здесь.

Подумали. Разгладили трепаные бороды:

– Начните – и начнется. Продлите – и продлится… Кладбище есть. Дом учения выстроим. До корчмы недалеко. Что еще надо?

Сговорились с паном за сходные поборы и перебрались на новое место‚ поближе к наставнику.

Чего только на свете не бывает!

Не успели оплакать рабби‚ как пополудни, на день тридцатый‚ ровно на тридцатый поплыл камень грузно и неспешно посреди лугового разнотравья‚ из рек в притоки‚ из притоков в протоки и встал накрепко на его могиле.

На камне указано – каждому на обозрение: «Пал венец главы нашей...»


Раббан Шимон бен Гамлиэль I не поощрял установку камня над могилами мудрецов, «потому что памятником им служат их деяния».

Не все с этим соглашались, считая надгробие уважением почившему, и в польском городе Вроцлаве обнаружили плиту с надписью на иврите на могиле хазана Давида: «Рабби Давид сладкоголосый, сын Сар Шалома, умер 25 ава 4963 (в 1203 году)».

В последующие века на каменных резных надгробиях стали помечать еврейскую символику:

менору – золотой семисвечник, стоявший в Иерусалимском Храме;

шофар – из рога барана или козла, в него трубят в синагогах во время молитв в Рош га-Шана и Йом Кипур;

свиток Торы и жезл первосвященника Аарона;

«этрог» – цитрусовый плод и «лулав» – нераскрытый пальмовый побег: два из четырех видов растений, над которыми произносят благословение в праздник Суккот.

Существуют также изображения на камне, по которым можно определить личность покойного и род его занятий:

кисти рук, поднятые для традиционного благословляющего жеста, – на памятнике коэна, потомка первосвященника Аарона по мужской линии;

руки над свечами – это погребение женщины, зажигавшей свечи перед наступлением субботы;

открытая книга – могила раввина или автора религиозных сочинений;

перо – у переписчика священных текстов;

кружка для сбора пожертвований или рука подающего милостыню, указывая на щедрую благотворительность покойного.

Могли пометить на камне утюг и ножницы – надгробие портному, скрипку и флейту – музыканту, даже телегу с бочкой – водовозу.

Отмечали на памятниках и символику смерти: разбитый сосуд, надломленная свеча, перевернутый погасший светильник, а также сломанная ветвь на могиле усопшей, – количество плодов на ней определяло число детей покойной.

В начале девятнадцатого века группа евреев из города Броды в Галиции переселилась в Цфат‚ чтобы дождаться прихода Машиаха‚ так как верили‚ что в Галилее начнется избавление народа.

В числе прочих была Малка, дочь Ицхака‚ которая пострадала во время арабских беспорядков, вернулась в Броды и вскоре умерла; на ее могильном камне изобразили парусник – символ восхождения на Святую Землю.

Вот надписи на памятниках прежних времен:

«Мужу честному и праведному‚ рабби Меиру»;

«Доброе имя лучше хорошего елея…»;

«Кто найдет жену добродетельную? Выше жемчугов цена ее…»;

«И умерла, и погребена здесь почтенная жена, плодовитая и ветвистая…»;

«Погасла свеча его…»

Но какое надгробье было у Моше Лейба? Какое у Сарры Зисл? Что пометили на их могильных камнях?..

3

Говорили сведущие люди, немало повидавшие на веку: «Невыплаканные слезы отцов отольются у их детей».

1240 год.

На Киевскую Русь напали монголы и разрушили Киев. Евреи погибали вместе с другими жителями, и с того времени сохранялось в Подолии погребение некоего Шмуэля с такой надписью:

«Гибель следует за гибелью. Велико наше горе. Этот камень воздвигнут над могилой нашего учителя; мы остались‚ как стадо без пастыря, гнев Божий постиг нас...»

Вторая половина шестнадцатого века, город Львов.

Роза Нахманович, родственница главы общины, пользовалась в городе огромной популярностью. Существует предание, что благодаря мужеству Розы и ее трагической гибели удалось отстоять синагогу; надгробный камень на ее могиле существовал до конца девятнадцатого века‚ и на нем надпись:

«Она была настоящим светильником Божьим‚ королевой всех дочерей Сиона‚ которая по красоте и уму не имела равной себе. Короли и князья склоняли перед ней свои колени».

Семнадцатый век, город Липовец.

Сохранилась память о молодом человеке по имени Гирш Лейб‚ который жил в этом городе, неподалеку от Винницы. Его лишили жизни за отказ переменить веру, и в начале двадцатого века на старом еврейском кладбище еще стоял камень с надписью: «Гирш Лейб. Простой человек‚ поборовший искушение».

В дни гонений на еврейских могилах появлялись горестные эпитафии:

«Пало дерево в полном соку‚ срублено без почестей от рук злодея...»;

«Да поднимется к Небесам его вопль...»;

«Да отомстит Всевышний за их кровь...»

1664 год, снова Львов.

Во время погрома погибли 75 жителей еврейского квартала, и могилы жертв сохранялись на еврейском кладбище более двух веков. На одном из памятников пометили: «Шмуэль-хазан стоял в молитве с помыслами‚ обращенными к Богу‚ когда проклятая пронзила его сердце своим мечом; им она проколола и молитвенник‚ так что молящийся и молитвенник соединились».

Эта женщина упоминалась в надписях на многих памятниках‚ в том числе на могиле престарелого главы иешивы и на могиле юноши: «Проклятая сломила молодой росток могучего кедра‚ потушила светильник жизни‚ стремившийся к небу‚ закрыла уста‚ источавшие живые струи Торы; уже в пятнадцатилетнем возрасте он обладал мудростью старца».

1762 год, город Луцк.

На старом еврейском кладбище похоронили мученика‚ которого четвертовали за отказ креститься. На камне выбили надпись:

«Памятник над могилой святого‚ который принял ужасные муки и прославил великое и грозное имя Всевышнего. Ученый по имени Иегуда Зеев Вольф‚ сын рабби Товии‚ вознесся на небо в день субботний и принял свой приговор с горечью. 28 таммуза 522 года (июль 1762 года)».

1771 год, город Бердичев.

В том году умер Элиэзер Либер, проповедник общины‚ или – как его называли – Либер Великий.

Существует легенда о его смерти, и вот она. В Бердичеве началась эпидемия, которая уносила одного за другим. Жителям города грозило вымирание, и тогда Либер заявил во всеуслышание, что станет искупительной жертвой за всех. В ту же ночь он скончался, а эпидемия к утру прекратилась.

В начале двадцатого века на старом еврейском кладбище Бердичева еще стояла могильная плита, на ней можно было прочитать: «Памятник на могиле умершего во время эпидемии... скромного человека, великого раввина, нашего учителя Элиэзера Либера, сына Авраама блаженной памяти».

1790 год, город Гродно.

Раввина Элиэзера приговорили к четвертованию за то, что он якобы убил христианскую девушку, но король Станислав Август не утвердил приговор. «Я не допущу‚ – сказал он‚ – подобной бойни в моем государстве». Когда же ему заявили‚ что казнь всё равно состоится‚ король уехал из города за день до этого.

Раввина казнили на городской площади в присутствии тысяч зрителей и нескольких евреев‚ которые пришли‚ чтобы произнести «амен» на последнюю молитву мученика. Тело разрезали на четыре части, развесили по городу в назидание другим‚ а на следующий день евреи с плачем погребли его.

На могильном камне пометили:

«Здесь покоится выдающийся ученый и благородный человек рабби Элиэзер Святой‚ сын Шломо Вербловера. Он пролил свою кровь‚ публично освятив имя Господа. Да будет душа его вплетена в узел (вечной) жизни у Господа!»


*** *** ***

У пророка Иешаягу можно прочитать слова Бога, осуждающего вельможу:

«Ступай, иди к этому царедворцу, к Шевне, который ведает домом. Что здесь у тебя, и кто здесь у тебя, что ты высек себе гробницу?» (В Библии присутствует и другое написание этого имени – Шваньягу.)

Шевня, домоправитель царского дворца в период Первого Храма, был похоронен в долине Кидрон возле Иерусалима. Поврежденная надпись на иврите над его захоронением в скале гласит:

«Это (гробница ... Швань)ягу, который над домом. Здесь нет серебра и золота, лишь (кости его) и кости его жены-рабыни с ним. Будь проклят тот, кто вскроет это».

*** *** ***

В девятнадцатом веке рабби Авраам Иегошуа из Апты распорядился, чтобы на его камне было выбито: «Он любил Израиль» и ничего больше, – так и поступили, когда его не стало.

А Ицхак Бер Левинзон‚ писатель девятнадцатого века, составил эпитафию самому себе:


В день смерти моей загрустят друзья
и возрадуются враги мои;
одни заплачут‚ полные печали‚
другие возликуют‚ пьяные от вина.

Но если бы задумались те и другие‚
то поменяли бы свои намерения:
врагам – испить горькую чашу‚
друзьям – насытиться утешением.

Ибо душа моя в день кончины
выйдет из темницы на свободу‚
вознесется в горнии высоты‚
возвратится в прежний свой шатер
к Господу Величия – Села!


Слово «Села», которым завершается эпитафия, нередко встречается в псалмах царя Давида и, возможно, означает «навеки», хотя существуют иные толкования.

*** *** ***

1884 год, город Иркутск.

В том году умер Яаков Домбровский, основатель торгового дома. Утверждали, что он сочинил себе эпитафии, которые и появились на двух сторонах его памятника.

Одна из них:

«Удержите ваши слезы. Не плачьте о несчастии, что Яаков ушел в свой путь и нашел здесь могилу, – Яаков не умер! Он жив! Он оставил свое хорошее имя, которое дороже елея».

Вторая надпись:

«Спрашивают в долине плача: кто нашел себе отдых под этим бугорком земли? Девяностолетний старик рабби Яаков, сын Шауля, Домбровский. Кто не знает тебя?»

*** *** ***

Еврейская традиция накопила немало благословений ушедшим в иной мир:

«Да упокоится он в мире на ложе своем»;

«Да восстанет из мертвых в конце дней»;

«Да будет душа ее приобщена к вечной жизни».

Стоит, наверно, добавить, что при раскопках поселения на юге Негева обнаружили надпись, выбитую на камне, примерно десятого-восьмого века до новой эры.

В ней сказано: «Овадиягу, сын Адны, да будет он благословен Господом».



Завершилась жизнь Моше Лейба и жены его Сарры Зисл, завершается и третья часть этой книги.

Многие из нас, прошедшие через двадцатый век, пережили то, чего не могли представить себе даже в кошмарном сне. Уничтожение нацистами местечек Восточной Европы – с синагогами, хедерами, иешивами, уничтожение жителей этих местечек с их языком, традициями и обычаями, среди которых могли оказаться потомки Моше Лейба и Сарры Зисл.


Мир еврейских местечек...
     Ничего не осталось от них,
Будто Веспасиан
     здесь прошел
          средь пожаров и гула.
Сальных шуток своих
     не отпустит беспутный резник,
И, хлеща по коням,
     не споет на шоссе балагула…

Мой ослепший отец,
     этот мир ему знаем и мил.
И дрожащей рукой,
     потому что глаза слеповаты,
Ощутит он дома,
     синагоги
          и камни могил, –
Мир знакомых картин,
     из которого вышел когда–то.

Мир знакомых картин –
     уж ничто не вернет ему их.
 И пусть немцам дадут
     по десятку за каждую пулю,
Сальных шуток своих
     все равно не отпустит резник,
И, хлеща по коням,
     уж не спеть никогда
          балагуле.

Наум Коржавин, 1945 год.



назад ~ ОГЛАВЛЕНИЕ ~ далее