ОЧЕРК ТРИДЦАТЬ ПЯТЫЙ
Правление Николая II. Евреи в революционном движении. Азеф. Образование Бунда. Т. Герцль и первый Сионистский конгресс.
1
Царствование Николая II началось в конце 1894 года‚ и в еврейском журнале "Восход" подытожили первый период его правления: "Не весел и не нов наш рассказ. Серенькие будни уныло тянулись без крупных событий‚ без освежающих явлений. Жизнь русского еврейства почти вся уходила на повседневную мелочную борьбу за элементарнейшие права – за право жительства‚ за право промысла‚ за право учиться‚ подчас даже за право лечиться. Нелегкая‚ мучительная эта борьба‚ и много она – без надобности – поглощает времени и сил‚ которые при нормальных условиях шли бы на полезное дело".
Выселения продолжались без остановки: из внутренних губерний – в черту оседлости‚ из деревень – в города и местечки‚ из запретных кварталов Киева – в разрешенные кварталы. Ялта была закрыта для евреев‚ и оттуда отправляли под конвоем чахоточных больных‚ которые приезжали на лечение. Дачников-евреев изгоняли из пригородных районов‚ приравненных к сельским местностям‚ и не допускали еврейских детей в деревни под Одессой для оздоровительных морских купаний. Особым указом запретили приезд евреев в Донскую‚ Кубанскую и Терскую области – "как для пользования минеральными водами‚ так и вообще для лечения от болезней". Требовалось специальное разрешение министра внутренних дел‚ чтобы пустили в Кисловодск‚ Пятигорск‚ Ессентуки и Железноводск. Жены врачей‚ адвокатов‚ купцов первой гильдии не могли самостоятельно поехать в курортный город; лишь у их мужей было право на повсеместное жительство‚ а потому мужья ехали вместе с женами и ждали порой месяцами в ущерб своему делу‚ пока закончится курс лечения.
Для проведения постоянных облав киевские власти брали ежегодно по пятнадцать тысяч рублей из коробочного сбора на содержание усиленного штата полиции: таким образом евреи Киева своими деньгами оплачивали собственное изгнание из города. В Москве и Московской губернии купцам-евреям первой гильдии – в отклонение от общего правила – позволяли селиться лишь с разрешения генерал-губернатора и министра финансов‚ но ни тот‚ ни другой этих разрешений не выдавали. Купцы приезжали в Москву на короткий срок и опасались оставаться там сверх дозволенного времени: полицейские ловили лиц с "семитической физиономией"‚ отводили в участок для проверки и заводили на нарушителя уголовное дело. Лишь во время международного медицинского съезда ловлю евреев на улицах Москвы приостановили‚ чтобы ненароком не потащить в участок какое-либо медицинское светило с "семитической физиономией"‚ – а затем всё пошло по-прежнему.
Полицейские усердствовали не напрасно: за поимку нелегально проживавшего еврея "Ведомости московской полиции" обещали такое же вознаграждение‚ как за арест двух грабителей. В газете описали такой случай: "Нижегородский раввин Штейман выехал из Новгорода в Вильно. В Москве пересадка‚ и поезда надо ждать до вечера. Он вышел на улицу и был задержан городовым. Штейман объяснил ему‚ что хочет посмотреть Москву‚ и показал железнодорожный билет. "Нельзя тебе на Москву смотреть"‚ – резонно ответил городовой и повел Штеймана в часть. По дороге он объяснил‚ что как добрый человек не стал бы его задерживать‚ да за каждое задержание еврея в Москве выдают по пять рублей. "Неужели мне своего счастья лишиться?.."
"Временные правила" были губительны для еврейского населения‚ и за первые годы правления Николая II число нуждающихся еврейских семей увеличилось на двадцать семь процентов. Пострадали не только евреи черты оседлости‚ но и христианское население‚ и русский экономист А. Субботин отметил в своем исследовании: "До девяностых годов экономическое положение христианского населения "черты"‚ согласно всем официальным данным‚ быстро возрастало и оказалось выше‚ чем благосостояние остальных тридцати пяти губерний Европейской России‚ где евреям жить запрещено... Недоимки казенных сборов в четыре раза меньше‚ поступление земских и городских сборов лучше‚ продовольственных запасов больше‚ а долгов меньше‚ скота больше‚ безлошадных дворов очень мало‚ пьянства меньше (число умерших от пьянства в четыре раза меньше)‚ судимость и преступность слабее и т.д. Но за самые последние годы... недоимки у крестьян возросли‚ задолженность помещиков тоже. Для тех и других явились ощутительные невыгоды с устранением евреев от многих видов деятельности".
Из Полтавской губернии сообщали‚ что ценность земель в сельских местностях упала на тридцать процентов‚ а число заложенных помещичьих имений увеличилось в два раза. Киевские домовладельцы жаловались на понижение стоимости квартир после выселения евреев; бессарабские крестьяне послали депутацию к начальству‚ чтобы им вернули изгнанного из деревни "жидана"; русские овцеводы с Кавказа просили допустить евреев для закупки шерсти на ростовской ярмарке; торговцы и помещики Орловской губернии заступились за этих "полезных и необходимых для развития торговли" людей; купцы Астрахани и Царицына упрашивали не выселять евреев – посредников по сбыту нефтяных и рыбных товаров в отдаленные губернии России‚ в Румынию‚ Болгарию и Германию. В "Биржевых ведомостях" писали с возмущением: "Полицейские власти не разрешают евреям пребывание на ярмарках вне черты оседлости и в силу этого цены на скот падают‚ покупателей нет‚ товар сбывать некому... Под Бобруйском есть участок земли‚ сдаваемый городом в аренду; на торгах евреи предложили за него сорок пять рублей‚ но им отказали на том основании‚ что участок может быть сдан только христианину‚ и отдали жене некоего служащего управы за девять рублей шестьдесят копеек".
Наконец в Петербурге решили‚ что "Временные правила" следует немного смягчить‚ так как "скученность еврейского населения‚ часто доведенного до нищеты‚ неминуемо является постоянной угрозой для общественного спокойствия". В мае 1903 года – "в изъятие из "Временных правил" – открыли сто одно поселение в черте оседлости для "свободного водворения" евреев: это были торгово-промышленные поселки возле фабрик и вдоль линий железных дорог – Лозовая, Кривой Рог, Жмеринка и другие. Со временем евреев допустили еще в двести поселений и позволили селиться в пятидесятиверстной полосе вдоль западной границы: власти пришли к выводу‚ что "воспрещение евреям доступа в пограничную полосу не влияет на уменьшение контрабанды".
Ограничительная политика продолжалась без послаблений‚ и невольно возникал вопрос о будущем российских евреев под гнетом постоянных преследований. Как бы в ответ на это‚ из уст в уста передавали высказывание‚ приписываемое обер-прокурору Синода К. Победоносцеву: одна треть российских евреев вымрет‚ одна треть уедет из России и одна треть растворится в коренном населении.
2
С 1887 года действовала процентная норма для поступления в средние и высшие учебные заведения‚ и эта жестокая ограничительная мера принесла много горя‚ обид и озлобления еще в детском возрасте. В городах черты оседлости евреи составляли значительную часть населения‚ порой – большинство‚ но для их сыновей был установлен барьер при поступлении в гимназии и реальные училища: не более десяти процентов от общего числа учащихся. Тысячи еврейских детей в юном возрасте получали наглядный урок бесправия: дети христиан с худшими оценками на вступительных экзаменах поступали в гимназии‚ а они оставались за дверью.
Состоятельные родители нанимали репетиторов к своим детям задолго до поступления‚ и те занимались старательно‚ по многу часов в день‚ в то время как их христианские сверстники беззаботно бегали по улицам. Затем наступал день вступительных экзаменов – волнения‚ беспокойства‚ головные боли у детей и родителей. Чаще всего на одно место претендовало несколько еврейских детей‚ прекрасно выдержавших экзамен‚ и тогда начинались поиски протекций‚ подкупы учителей и директоров гимназий. Из Варшавы сообщали: "Одна еврейка опасалась предложить директору вознаграждение и потому предложила ему пари на крупную сумму‚ что ее сын не выдержит экзамена. Директор понял в чем дело и согласился держать пари на тысячу рублей‚ что мальчик экзамены выдержит. Еврейка попросила уменьшить пари до пятисот рублей; сошлись на восьмистах: директор "выиграл"‚ сын еврейки попал в комплект процентной нормы и был принят в гимназию".
Порой количество поступавших христианских детей бывало так мало‚ что еврейским детям вообще не доставалось ни одного места. Из Мозыря писали в газету: "Все шесть евреев не допущены к вступительным экзаменам в местную прогимназию‚ так как подано было всего лишь четыре прошения о приеме детей-христиан... Десять процентов от четырех учеников-христиан составляют лишь четвертую часть от одного ученика-еврея". Чтобы обойти эту преграду‚ состоятельные родители оплачивали обучение двух‚ трех‚ а то и пяти христианских учеников – лишь бы для их сына тоже нашлось место. Затем право на ограничения получили частные школы и училища: евреев перестали принимать в промышленное училище в Костроме‚ в учительскую семинарию в Тамбове‚ в женское училище в Остроге‚ в ремесленное училище в Путивле‚ а частную дворянскую гимназию в Полтаве закрыли даже для крещеных евреев. Единицы попадали в гимназии тем или иным путем‚ и чтобы преодолеть ограничительный барьер‚ появился новый тип учащихся – "экстерны". Они самостоятельно готовились по школьной программе‚ из года в год пытались попасть в разные классы гимназии и в немолодом уже возрасте сдавали экзамены на аттестат зрелости.
Корреспондент варшавской газеты писал: "Сколько лет слежу я внимательно за списками лиц‚ оканчивающих гимназии‚ и – за редкими исключениями – встречаю в них одно и то же: главные награды и медали достаются евреям. Что же это значит?.." Это значило‚ что гимназистам-евреям надо было непременно получить золотую медаль‚ чтобы иметь шансы попасть затем в высшее учебное заведение. К этому подталкивала не только естественная тяга к знаниям: университетский диплом давал право на повсеместное жительство и возможность вырваться из черты оседлости. Процентная норма способствовала успехам учеников-евреев; количество медалистов увеличивалось из года в год‚ и не случайно появился анекдот о христианском мальчике‚ которого отец наказал за плохие отметки: "Ведь я не еврей‚ – говорил мальчик в свое оправдание‚ – чтобы хорошо учиться".
Еврейские родители прикладывали огромные усилия‚ чтобы их дети получили образование‚ и это вызывало удивление‚ восхищение‚ а то и раздражение окрестного населения. Одесский архиепископ говорил в своем выступлении: "Сравнение наших с ненашими иногда бывает печально‚ даже больно для русского сердца... Православный священник заведет при своем доме школу для прихожан и приглашает присылать в школу детей. Прихожане не присылают ни одной души. Слышу‚ что у евреев поголовно все дети учатся грамоте. Еврей-бедняк‚ поденщик зарабатывает ничтожную плату‚ но и из этого малую часть проживает на себя и семью‚ а на остальную часть воспитывает одного сына в университете‚ другого в гимназии".
Трудно было попасть в гимназии‚ но во сто крат труднее – поступить в высшие учебные заведения‚ так как десятки евреев-медалистов претендовали на одно место. В 1901 году уменьшили процентную норму при поступлении в университеты‚ технологические и ветеринарные институты‚ в консерватории и Академии художеств. Закрыли для евреев Электротехнический институт и Институт путей сообщения в Петербурге‚ Сельскохозяйственный институт в Москве‚ петербургское и московское театральные училища; ограничили прием в аптекарские ученики‚ в фельдшерские‚ зубоврачебные и повивальные школы. В женских гимназиях процентной нормы не существовало‚ однако при поступлении в институты и университеты девушки-еврейки должны были – наравне с юношами – преодолевать установленные законом ограничения. Многие из них старались получить медицинское образование‚ и в уставе вновь созданного женского Медицинского института в Петербурге не замедлили указать: "В слушательницы института принимаются лица женского пола христианского исповедания". "Спрашивается‚ за что? – писали в газете "Врач". – Неужели врачи-нехристианки не так же самоотверженно работали на войне и в земстве на народной ниве‚ как христианки? Нет‚ по чистой совести этого никто сказать не может! Быть может‚ боятся избытка женщин-врачей? Но об этом даже смешно и толковать!.."
После введения процентной нормы количество гимназистов-евреев уменьшилось на пятьдесят-семьдесят процентов‚ студентов-евреев – почти в два раза‚ а в Москве и Петербурге – в три раза. Тяга к образованию была огромной‚ и по окончании гимназий евреи уезжали за границу и поступали там в университеты. Кое-кому оплачивали учебу обеспеченные родители‚ а большинство ехало на свой страх и риск в Швейцарию‚ Германию‚ Францию‚ Италию‚ Бельгию‚ подрабатывая во время занятий‚ голодая‚ преодолевая невероятные трудности‚ чтобы получить образование. Из Парижа сообщали: "Большинство студентов медицинской школы – русские еврейки. Из общего числа в сто десять человек на их долю приходится восемьдесят".
О том же упоминал в своих воспоминаниях и Хаим Вейцман: в конце девятнадцатого века "в Берлине‚ Цюрихе‚ Женеве‚ Мюнхене‚ Париже‚ Монпелье‚ Нанси‚ Гейдельберге молодые русские евреи‚ изгнанные из родного края преследованиями‚ дискриминацией и духовным голодом‚ составляли обособленные и легко отличимые группы. Девушек среди них было почти столько же‚ сколько юношей‚ иногда даже больше... Все они были в том или ином смысле "бунтарями": кем же еще они могли стать при таких обстоятельствах?!."
Процентная норма раздражала и озлобляла еврейскую молодежь; во время учебы за границей юноши и девушки знакомились с политическими эмигрантами из России и возвращались обратно революционно настроенными. Да и в самой России полное бесправие‚ экономические тяготы и репрессивные меры правительства толкали евреев в революцию. При Александре III было издано шестьдесят пять антиеврейских постановлений‚ при Николае II – еще пятьдесят; председатель Комитета министров С. Витте признавал‚ что политика властей "способствовала крайнему революционированию еврейских масс‚ и в особенности молодежи... Конечно‚ далеко не все евреи сделались революционерами‚ но несомненно‚ что ни одна национальность не дала в России такого процента революционеров‚ как еврейская". Это же отметил и историк С. Дубнов: "Наиболее истерзанные царским режимом‚ евреи давали для революционной армии бойцов в пропорции‚ превышавшей их численность в стране‚ но и эта пропорция едва соответствовала их страданиям".
Евреи пошли в революционное движение‚ и это был – по словам В. Жаботинского – "мятеж против жизни‚ заклейменной проклятием" поэта Х. Н. Бялика:
Но боюсь до крика‚ до безумной боли –
Жизни без надежды‚ без огня и доли‚
Жизни без надежды‚ затхлой‚ топкой‚ грязной‚
Мертвенно-свинцовой‚ жалко-безобразной –
Жизни пса‚ что рвется на цепи‚ голодный‚ –
О‚ проклятье жизни‚ жизни безысходной!
3
К концу девятнадцатого века положение в стране становилось всё более напряженным. Еще со времен Александра III существовал указ "об усиленной охране"‚ и во многих губерниях действовали вместо законов циркуляры центральной и местной власти‚ за нарушение которых строго наказывали. Без суда и следствия применяли административные взыскания вплоть до ссылки в Сибирь; организованную политическую деятельность не допускали‚ и всякая попытка создать какую-либо партийную группу немедленно пресекалась полицией. Новые газеты могли появиться лишь с разрешения главного управления по делам печати‚ которое внимательно следило за либеральными веяниями‚ и после третьего "предостережения" провинившуюся газету закрывали навсегда. Современник отмечал: "Либерализм казался правительству опасным; но социализм‚ пока он являлся в теоретической форме‚ представлялся безвредным. Вследствие этого учение Маркса в книгах и брошюрах получило широкое распространение среди учащейся молодежи". По всей стране издавали в огромных количествах легальные и подпольные книги‚ брошюры и листовки‚ а "Капитал" К. Маркса можно было свободно купить в магазинах.
Первого мая 1900 года по улицам Харькова прошли тысячи рабочих с красными знаменами; через год после этого вышли на демонстрацию рабочие Обуховского завода в Петербурге: они забрасывали камнями полицейских и казаков‚ и для их разгона солдаты стреляли на улицах. В Полтавской и Харьковской губерниях крестьяне громили помещичьи усадьбы; волнения на заводах и в университетах не прекращались‚ и после беспорядков в Киевском университете забрали в армию почти двести студентов. В ответ на это в начале 1901 года Петр Карпович стрелял в министра народного просвещения Н. Боголепова и смертельно ранил его. Это был первый акт террора после многих лет затишья‚ и вскоре за ним последовали другие.
К 1902 году народнические группы России объединились в партию социалистов-революционеров (эсеров). В сущности‚ это была крестьянская партия: главной социальной силой эсеры считали российское крестьянство‚ а уж затем рабочий класс и демократически настроенную интеллигенцию; они провозглашали экспроприацию крупной частной собственности на землю и передачу земли сельским общинам. Среди основателей партии эсеров были Е. Брешко-Брешковская‚ Н. Русанов‚ В. Чернов‚ а также евреи – Г. Гершуни‚ М. Гоц, М. Натансон; представители богатых еврейских семей – Гоцы, Высоцкие, Гавронские, Фондаминские – вступали в партию эсеров и выделяли средства для ее деятельности. Одним из методов борьбы эсеры провозгласили индивидуальный террор‚ который подготавливала и проводила Боевая организация. Ее создателем и первым руководителем стал Григорий Гершуни‚ по свидетельству современников – "типичный еврей среднего роста и крепкого телосложения‚ человек большой воли и несокрушимой энергии"‚ который "своими речами‚ своей собственной верой‚ всей сосредоточенной страстностью своей натуры разжигал во встречных жажду борьбы‚ пафос самопожертвования".
В апреле 1902 года Гершуни подготовил убийство министра внутренних дел Д. Сипягина‚ которого считали главным виновником карательных мер того времени. Киевский студент дворянин Степан Балмашев переоделся в военную форму‚ отрекомендовался "адъютантом великого князя Сергея"‚ вручил министру пакет с приговором Боевой организации и дважды выстрелил в него из револьвера. Балмашева повесили по приговору военного суда‚ и это была первая казнь по политическому делу в царствование Николая II. Убийство Сипягина произвело огромное впечатление в России‚ и с этого момента Боевая организация стала проводить непрерывные террористические акты против высших сановников страны.
"Террор доказан‚ – говорил Гершуни. – Он начат. Все споры излишни. Пусть выступает молодежь. Время не ждет". В департаменте полиции называли Гершуни "художником в деле террора"‚ потому что он постоянно импровизировал и действовал "по вдохновению"‚ без разработанного плана. Гершуни планировал убийство обер-прокурора Синода К. Победоносцева и нового министра внутренних дел В. Плеве‚ а Николай II обещал "озолотить" того‚ кто его арестует. Приметы Гершуни разослали по всем губерниям; его фотография стояла в кабинете Плеве на письменном столе‚ как постоянное напоминание об этом человеке; его искали по всей России‚ но Гершуни был неуловим.
В июле 1902 года Гершуни подготовил покушение на харьковского губернатора князя И. Оболенского – за подавление крестьянских волнений. Рабочий Фома Качура ранил Оболенского из револьвера‚ на котором были надписи: "За пролитую крестьянскую кровь" и "Смерть царскому палачу". Затем Гершуни подготовил убийство уфимского губернатора Н. Богдановича: по его приказу солдаты стреляли по толпе рабочих-стачечников в Златоусте‚ и среди убитых были женщины и дети. В мае 1903 года к Богдановичу подошел в городском парке местный рабочий Егор Дулебов‚ вручил приговор Боевой организации и застрелил на месте. Через неделю после этого Гершуни был арестован. Его приговорили к смертной казни‚ заменили ее пожизненным заключением‚ но он сумел убежать из сибирской каторжной тюрьмы самого строгого режима: его вывезли оттуда в бочке из-под квашеной капусты, и Гершуни уехал в Америку.
Незадолго до ареста Гершуни назначил своим преемником человека‚ который прославился затем на весь мир: это был Азеф‚ руководитель Боевой организации партии эсеров‚ член ее Центрального комитета и одновременно – в течение пятнадцати лет – платный агент русской тайной полиции. Инженер-электрик Евгений Филиппович (Евно Фишелевич) Азеф еще в студенческие годы предложил полиции свои услуги и на вершине своей карьеры получал огромный оклад – тысячу рублей ежемесячно. У него были многие полицейские клички – "Раскин"‚ "Филипповский"‚ "Валентин"‚ "Николай Иванович"‚ "Толстый"‚ "Виноградов". Азеф переправлял в Россию динамит‚ добывал поддельные паспорта‚ разрабатывал планы операций и отправлял "боевиков" на террористические акты. Он подготовил более тридцати покушений‚ и среди них самые знаменитые – убийство министра внутренних дел В. Плеве и московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. Азеф пользовался огромным авторитетом у эсеров‚ его называли "выдающимся членом партии"; в полиции его тоже ценили как самого блистательного агента‚ выдавшего властям десятки революционеров‚ которых казнили или отправили на каторгу.
Противоречивы суждения об Азефе. Директор Департамента полиции А. Лопухин: "Вся жизнь этого человека – сплошные ложь и предательство. Революционеров Азеф предавал нам‚ а нас – революционерам..." Начальник петербургского охранного отделения генерал А. Герасимов: "Заслуги Азефа в деле борьбы против революционного террора огромны..." Начальник Особого отдела Департамента полиции С. Зубатов: "Азеф был натура... чисто аферистическая... он занимался революцией только из-за ее доходности и службой правительству не по убеждениям‚ а только из-за выгоды". Один из руководителей Боевой организации Б. Савинков: "Я знал Азефа за человека большой воли‚ сильного практического ума и крупного организаторского таланта... Мое доверие к нему было настолько велико‚ что я бы не поверил даже доносу‚ написанному его собственной рукой".
И наконец историк и публицист В. Бурцев‚ разоблачивший Азефа: "Я не знаю в русском революционном движении ни одного более блестящего имени‚ как Азефа. Его имя и его деятельность более блестящи‚ чем имена и деятельность Желябова‚ Созонова‚ Гершуни‚ но только... под одним условием‚ если он – честный революционер. Но я убежден‚ что он – провокатор‚ агент полиции и величайший негодяй!.."
4
Примкнув к революционному движению‚ евреи на первых порах вели пропаганду лишь среди русских крестьян и рабочих‚ однако погромы 1881-1882 годов заставили кое-кого переосмыслить свое участие в русских революционных партиях. Это явление и причины‚ его породившие‚ подметил после погромов писатель С. Ярошевский; в его повести жандармский генерал говорит молодому еврею-революционеру: "Вы это делаете из любви к отечеству‚ к народу... вы хотите доказать этим‚ что вы перестали быть евреями и наравне со всеми сынами отечества радеете о благе отечества‚ народа... Но это мыльные пузыри... Вы никогда не добьётесь‚ чтобы даже ваши друзья... считали вас равными себе... Вы в их глазах всегда останетесь жидами‚ и уж народ‚ которого вы являетесь непризванными спасителями‚ никогда не признает вас... По первому сигналу он пойдет вас бить... Теперешние погромы... это вам наука".
После погромов тех лет студенты Киева и Петербурга впервые заговорили о том‚ что следует идти "в свой родной еврейский народ". Так появились еврейские революционные кружки‚ отрывочные сведения о которых сохранились в архивах русской полиции. В 1882 году в Кременчуге недолгое время существовал кружок учеников местного реального училища: у них была библиотека нелегальных книг‚ и до ареста они успели распространить одну прокламацию. В том же году Хаим Хургин организовал в Минске несколько кружков‚ в которых участвовало более ста пятидесяти евреев-рабочих – количество по тем временам громадное; они получали нелегальную литературу из Петербурга‚ были хорошо законспирированы‚ и полиция долгое время ничего о них не знала. Летом 1884 года приехал на каникулы в Минск студент-медик Эмиль Абрамович и создал кружок типографских рабочих. Это был скромный и обаятельный человек‚ прекрасный популяризатор‚ и жандармский полковник докладывал начальству: "Абрамович‚ по прозванию "Белый сапожник"‚ по принципу богатых не лечил‚ у бедных денег не брал‚ зарабатывал каким-то ремеслом нищенские гроши‚ жил впроголодь и весь отдавался пропаганде. Его считали святым и преклонялись перед ним".
Кружки самообразования появлялись в разные времена в Полтаве‚ Кишиневе‚ Гомеле‚ Нежине‚ Риге и Могилеве; особенно активно они действовали в летние месяцы‚ когда студенческая молодежь приезжала домой на каникулы. Состав кружков был смешанным – евреи и русские; там вели пропаганду в основном на русском языке‚ и поэтому рабочих-евреев прежде всего обучали русской грамоте – чтению и письму‚ затем преподавали им арифметику и основы естествознания‚ и лишь на последнем этапе переходили к революционной пропаганде‚ которая носила исключительно экономический характер.
Организованное еврейское рабочее движение началось в конце восьмидесятых годов девятнадцатого века в местах крупных скоплений рабочих: в ремесленных мастерских и на фабриках Вильно и Минска‚ Белостока‚ Варшавы‚ Лодзи и Сморгони. В 1887 году чулочницы Вильно устроили крупную забастовку‚ а через год они создали первую среди еврейских рабочих "кассу" – некое подобие будущих профессиональных объединений. Затем эти "кассы" появились в промышленных городах черты оседлости: наборщики‚ портные‚ слесари‚ папиросницы собирали деньги в стачечные фонды и устраивали забастовки для улучшения условий труда. В 1892 году около ста еврейских рабочих Вильно в первый раз отметили Первое мая‚ и на митинге один из них сказал: "Нашим первым шагом должно быть завоевание конституции... Рабочим больше не на кого надеяться‚ только на самих себя". В том же году кружок в Варшаве выпустил сто пятьдесят экземпляров первой‚ быть может‚ прокламации на идиш; появились и брошюры на идиш‚ написанные от руки‚ а затем их стали печатать на гектографе.
В 1895 году в Белостоке и Брест-Литовске прекратили работу двадцать шесть тысяч ткачей‚ среди них – три тысячи евреев. Бастовали кожевники‚ щетинники‚ рабочие разных профессий: с 1897 по 1900 год еврейские рабочие провели более трехсот забастовок. Они добивались увеличения заработной платы и сокращения рабочего дня‚ требовали отмены штрафов‚ введения медицинского обслуживания и перерывов на еду‚ но постепенно в кружках и "кассах" стали обсуждать и политические темы – еврейское бесправие и ограничительные законы Российской империи. В 1896 году на социалистический конгресс в Лондон приехали четыре делегата от еврейских рабочих Вильно‚ Варшавы‚ Минска и Сморгони. Еще через год рабочий кружок в Вильно начал издавать газету на идиш "Арбейтер штимме" – "Рабочий голос" с социал-демократической направленностью. Ее печатали нелегально на примитивном типографском станке‚ тиражом в несколько сот экземпляров; шрифт газеты был не очень разборчив‚ буквы неодинаковой величины‚ бумага серая‚ грязная.
У русских‚ польских и еврейских рабочих были общие интересы‚ которые касались каждого‚ без различия национальности: улучшение условий труда‚ повышение оплаты‚ борьба с увольнениями‚ – но у еврейских рабочих существовали и специфические проблемы‚ которые надо было как-то решать. Рабочий-еврей соблюдал субботу‚ рабочий-христианин – воскресенье‚ и потому многие владельцы не брали евреев на работу: иначе их фабрикам пришлось бы простаивать в субботу и в воскресенье‚ или же работать в эти дни при неполном составе рабочих. Бывало и так‚ что рабочие жили на хозяйских харчах; для евреев надо было содержать отдельный котел для кашерной пищи‚ а хозяин не желал тратиться на это. На крупных фабриках евреев издавна принимали лишь на ручные‚ малооплачиваемые работы‚ и рабочие-христиане‚ опасаясь конкуренции‚ настаивали‚ чтобы "евреи не работали при машинах". Порой дело доходило до стычек‚ и однажды польские рабочие с пистолетами в руках прогнали от станков двух евреев и поставили на их место своих единоверцев.
Лидеры социал-демократов издавна смотрели на еврейскую активность в черте оседлости как "на придаток к общерусскому движению", однако в 1895 году социал-демократ Ю. Мартов призывал к созданию "отдельной организации еврейских рабочих". "Мы не можем ждать‚ как прежде‚ что всё придет к нам от русского пролетариата... – говорил он на первомайском митинге. – Когда русскому пролетариату придется жертвовать некоторыми из своих требований... он скорее пожертвует такими‚ которые касаются исключительно евреев". Мартов вскоре отказался от этих взглядов‚ но многие уже понимали‚ что необходима центральная организация для объединения еврейских рабочих‚ чтобы выдвигать политические и экономические требования‚ которые не касались рабочих других национальностей.
Так появилась нелегальная социал-демократическая партия марксистского толка под названием "Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве‚ Польше и России"‚ сокращенно Бунд – на идиш это означает "Союз". Ее первый организационный съезд тайно проходил в Вильно‚ с двадцать пятого по двадцать седьмое сентября 1897 года‚ на чердаке старого дома. Инициатором созыва был Аркадий Кремер – "отец Бунда"‚ и на съезде присутствовали тринадцать делегатов от еврейских социал-демократических групп Вильно‚ Минска‚ Белостока‚ Варшавы и Витебска. Они образовали Центральный комитет с местом его пребывания в Минске‚ и органом новой партии стала газета "Арбейтер штимме". В Женеве появился заграничный комитет Бунда и начал издавать газету "Идишер Арбейтер" – "Еврейский рабочий".
Социал-демократы с неодобрением восприняли самостоятельную еврейскую партию: всякую национальную борьбу они называли "буржуазной" и опасались‚ что национализм "затемнит" классовое самосознание пролетариата. "История движется только борьбой классов", – провозглашали они‚ и победившая революция разрешит в конце концов все наболевшие вопросы‚ в том числе и еврейский. После создания Бунда Польская социалистическая партия заявила: "Программная и организационная изолированность Бунда ставит его по отношению к нам в положение неприятеля". А русские социал-демократы писали в своем журнале: "В политическом смысле евреи не представляют собой ничего национального... Они страдают‚ как известно‚ не потому‚ что стесняют их национальную культуру‚ а оттого‚ что их не допускают к русской культуре".
В 1898 году полиция захватила в Бобруйске типографию Бунда и арестовала в разных городах семьдесят членов партии. Но движение расширялось‚ и к Бунду присоединялись еврейские рабочие черты оседлости: тому способствовали забастовки‚ организованные Бундом‚ которые выделялись упорством, продолжительностью и во многих случаях заканчивались победой. К началу двадцатого века в Бунде было около двадцати тысяч членов‚ и местные ячейки партии существовали во многих городах черты оседлости. Они выпускали газеты на идиш и одноразовые "летучие" листки‚ но затем Бунд прекратил выпуск местных изданий‚ и взамен их стала выходить газета "Дер Бунд".
В 1898 году девять представителей социал-демократических групп собрались в Минске и учредили "Российскую социал-демократическую рабочую партию" – РСДРП. От Бунда участвовали в работе съезда три делегата‚ и А. Кремер стал членом Центрального комитета новой партии. Бунд вошел в состав РСДРП на правах автономной организации‚ подчинялся решениям партии и мог действовать самостоятельно только "в вопросах‚ специально затрагивающих еврейский пролетариат". В национальном вопросе Бунд следовал учению К. Маркса и не желал добиваться национальных прав‚ чтобы не отвлекать еврейский пролетариат от общеклассовых интересов. Однако так продолжалось недолго‚ и в 1901 году Марк Либер – один из лидеров Бунда – уже говорил на съезде: "Мы были до сих пор в большой мере космополитами. Мы должны стать национальными. Не следует бояться этого слова. Национальное не значит националистическое". Первое время в Бунде преобладали "нейтралисты"‚ которые считали‚ что не следует вмешиваться в процесс добровольной ассимиляции евреев‚ и лишь впоследствии партия приняла программу "национально-культурной автономии".
В 1903 году на съезде РСДРП в Лондоне бундовцы потребовали признать их организацию "единственным представителем еврейского пролетариата"‚ однако подавляющее большинство делегатов выступило против любой формы национальной обособленности. В знак протеста бундовцы ушли со съезда‚ а затем Бунд вышел из состава РСДРП. Видные деятели социал-демократов – среди них и евреи‚ сторонники ассимиляции – обвиняли бундовцев в национализме и сепаратизме и критиковали их утверждение‚ что "понятие национальность применимо и к еврейскому народу". В противоположность этому социал-демократы утверждали‚ что еврейской нации не существует‚ так как у евреев‚ рассеянных по миру‚ нет основных признаков‚ присущих нации‚ – общего языка и собственной территории‚ а потому ассимиляция – единственный для них выход.
Х. Вейцман вспоминал о своих встречах в Швейцарии с лидерами социал-демократов: В. Ленин‚ Г. Плеханов и Л. Троцкий "с презрением смотрели на любого еврея‚ которого волновала судьба его народа и воодушевляла еврейская история и традиции. Они не могли понять‚ как это русский еврей хочет быть евреем‚ а не русским. Они считали недостойным‚ интеллектуально отсталым‚ шовинистическим и аморальным желание еврея посвятить себя решению еврейской проблемы... Когда был создан Бунд... Плеханов язвительно заметил‚ что "бундовец – это сионист‚ который боится‚ что его укачает во время переезда в Палестину".
5
В конце девятнадцатого века в палестинофильских кружках России собирали деньги на заселение и освоение Эрец Исраэль‚ и добровольцы уезжали туда группами и поодиночке. Палестинофильство переживало кризис; было уже понятно‚ что такими медленными темпами невозможно разрешить еврейскую проблему‚ – в этот момент появился Теодор (Биньямин Зеэв) Герцль и вывел это движение на новый уровень.
Он родился в 1860 году в Будапеште‚ в состоятельной еврейской семье‚ учился в Венском университете‚ писал рассказы и пьесы‚ которые с успехом шли на сценах австрийских театров‚ а затем стал корреспондентом венской газеты в Париже. Герцль был сторонником ассимиляции евреев и – подобно многим либералам того времени – считал‚ что надвигающийся прогресс избавит мир от антисемитизма. Процесс Дрейфуса изменил его взгляды и убеждения. На парижских улицах толпа кричала "Смерть евреям!"‚ и Герцль отметил с горечью: "И где же это происходило? Во Франции! Во Франции республиканской‚ современной‚ культурной‚ через сто лет после провозглашения Декларации о правах человека!.. Если по такому пути пошел передовой‚ высоко цивилизованный народ‚ чего же можно ждать от других народов?" И еще Герцль скажет впоследствии: "Процесс Дрейфуса превратил меня в сиониста".
С этого момента и до конца жизни единственная идея владела им. Герцль записывал в дневнике: "Вот уже много дней и недель одна мысль неотступно преследует меня... Решение еврейского вопроса – у меня в руках. И нет решения‚ кроме этого‚ единственного". Уверенный в своей правоте‚ Герцль начал писать книгу‚ в лихорадочном волнении‚ днем и ночью: "В те дни я боялся‚ что сойду с ума. Идеи в моей душе гнались одна за другой. Целой человеческой жизни не хватит‚ чтобы всё это осуществить..."
Книга вышла на немецком языке в Вене‚ в феврале 1896 года. Называлась она "Еврейское государство. Опыт современного решения еврейского вопроса"‚ – в том же году ее напечатали в России в переводе на иврит и русский язык. Герцль провозглашал в этой книге: "Еврейский вопрос существует‚ и было бы безумием его не признавать... Еврейский вопрос неминуемо возникает там‚ где мы скапливаемся в значительном количестве‚ а там‚ где его нет‚ он возникает с появлением евреев. Мы‚ естественно‚ стремимся туда‚ где нас не преследуют‚ но с нашим появлением наступают и преследования. Этот вопрос невозможно разрешить эмиграцией евреев из одной страны рассеяния в другую‚ но лишь созданием независимого еврейского государства... Это будет организованный исход евреев Европы в свое государство‚ в соответствии с Хартией великих держав‚ которые признают их право на поселение и предоставят международные гарантии. Пусть только выделят клочок земли... а обо всем остальном мы позаботимся сами... Пора уже нам‚ наконец‚ жить свободными гражданами на собственной земле и умирать в собственном отечестве".
Сначала Герцлю было безразлично‚ где окажется этот "клочок земли" – в Палестине или Аргентине‚ но познакомившись с настроениями палестинофилов‚ он понял‚ что для еврейского народа представление о собственном государстве неотделимо от Эрец Исраэль. Так это движение стало сионистским. "Сионизм... – сформулировал сподвижник Герцля писатель и философ Макс Нордау‚ – есть новое слово для очень старого чувства".
Сторонники культурной ассимиляции во всех странах – и в России в том числе – немедленно выступили против идеи Герцля. Они говорили: не существует единой еврейской нации‚ а есть лишь немцы‚ французы‚ русские и англичане иудейского вероисповедания. Они провозглашали: евреи не являются временными гражданами в тех странах‚ где они живут‚ а потому незачем их свозить в одно место. Они доказывали: "Идея обособления в особое государство противоречит исторической миссии евреев – в рассеянии среди народов поддерживать во всей чистоте идеи абсолютного единобожия и абсолютного равенства всех людей..." Они называли сионизм утопией‚ "вредным‚ реакционным явлением" и высмеивали в газетах: "Герцль предлагает основать – ни более‚ ни менее – особое еврейское государство. Герцль – юморист и сатирик... И можно подумать‚ что в своей брошюре он просто шутит". Влиятельные и богатые евреи тоже не откликнулись на призыв Герцля и даже предостерегали: "Это опасный авантюрист". В отличие от многих скептиков М. Нордау сразу же принял эту идею: "Раз вы безумец‚ – сказал он Герцлю‚ – так будем безумцами вместе!" И Герцль тут же предложил ему портфель министра образования в будущем еврейском государстве.
"Только фантастическое может захватить человека"‚ – провозглашал Герцль‚ и идеи этого "фантазера" привлекали и отталкивали многих‚ вызывая вокруг него и его плана яростные споры‚ превращая его врагов в самых верных последователей. "Книга появилась как гром среди ясного неба... – вспоминал Х. Вейцман. – Эффект‚ произведенный "Еврейским государством"‚ был огромен. Нас увлекли не столько идеи‚ сколько стоявшая за ними личность. Она казалась воплощением мужества‚ ясности ума и решимости".
Н. Соколов‚ редактор варшавской газеты "Гацфира"‚ иронизировал: "Венский фельетонист затеял игру в дипломатию"‚ – но через год он был уже преданным сторонником этого "фантазера". Российский палестинофил М. Усышкин не пожелал распространять книгу Герцля: "В ее теоретической части сионисты России‚ после уже вышедших в свет брошюр Пинскера и Лилиенблюма‚ не найдут ничего нового...", – но вскоре он встретился с Герцлем и стал его активным сторонником.
В. Жаботинский писал: "Мы тогда сидели за канавой‚ у края большой дороги жизни‚ и по дороге совершалось величавое шествие народов к историческим их судьбам; мы же‚ как нищие‚ сидели в стороне с протянутой рукою и молили о подачке и божились на разных языках‚ что мы вполне заслужили подачку... а в глубине души назревало отвращение к месту нищих за канавой‚ к протянутой руке‚ и смутно тянуло на большую дорогу – идти по ней‚ как другие‚ и не просить‚ а самим ковать свое счастье. Тогда пришел он и отозвался на смутный порыв нашей души‚ и сказал нам: "Делайте сами свою историю. Выходите на арену‚ чтобы доля ваша отныне была делом ваших рук".
Герцль предложил созвать в Мюнхене Сионистский конгресс‚ но руководители еврейской общины города воспротивились этому из-за боязни‚ что немцы заподозрят их в недостатке патриотизма‚ – и конгресс перенесли в Швейцарию‚ в город Базель. Российские палестинофилы опасались реакции русского правительства‚ и потому организационный комитет конгресса разослал в газеты такое заявление: "Конгресс стремится к целям близким и возможным... Его прения не будут противоречить законам какой-либо страны и нашим гражданским обязанностям. Особенно мы ручаемся за то‚ что все суждения конгресса не будут противоречить русским законам". Каждый участник конгресса получил билет с двумя символическими рисунками: евреи у Стены Плача в Иерусалиме и еврейский пахарь‚ разбрасывающий по полю семена.
Во время подготовки к конгрессу Герцль послал в Россию своего представителя. В Кишиневе ему сказали‚ что в лучшем случае приедут из России пять-шесть человек‚ но их оказалось намного больше – из Риги‚ Вильно‚ Витебска‚ Смоленска‚ Варшавы‚ Белостока‚ Пинска‚ Гомеля‚ Бобруйска‚ Киева‚ Кишинева‚ Одессы‚ Харькова и других городов. Российские делегаты с опаской отправились на этот конгресс. Пока они ехали в поезде по территории России‚ то делали вид‚ будто направляются на заграничный курорт‚ и на политические темы не разговаривали‚ – и лишь после пересечения границы заговорили о предстоящем деле. Зарегистрировались на конгрессе шестьдесят шесть российских делегатов – треть от общего количества‚ но некоторые не пожелали назвать свои имена‚ опасаясь преследований по возвращении домой.
Двадцать девятого августа 1897 года в Базеле открылся первый Сионистский конгресс. Большой зал городского казино был переполнен. В работе конгресса приняли участие двести четыре делегата из Российской империи‚ Америки‚ Англии‚ Франции‚ Германии‚ Австро-Венгрии‚ Болгарии‚ Сербии‚ Румынии‚ стран Скандинавского полуострова и Палестины. Российские делегаты были под огромным впечатлением от этого события: "Конгресс стал для нас сплошным радостным и бурным переживанием... Ночами мы не могли спать от возбуждения и обилия впечатлений..." – "Самыми великими минутами были: открытие конгресса‚ появление Герцля и его речь о еврейской политике..." – "Герцль – самое глубокое переживание всей нашей жизни..."
В своей речи Герцль провозгласил: "Сионизм – это возвращение к еврейству еще до возвращения в еврейскую страну... Народ должен сам себе помочь‚ а если он этого не в состоянии сделать‚ то ему вообще помочь нельзя... Да узнают повсюду‚ что сионизм – это нравственное‚ законное и гуманное стремление к старой цели нашего народа..." Конгресс работал три дня и в заключение принял Базельскую программу‚ которая сформулировала основную цель сионистского движения: "Сионизм стремится к созданию в Палестине обеспеченного публичным правом убежища для еврейского народа". Делегаты конгресса основали Сионистскую организацию‚ и в ее исполнительный комитет вошли от России раввин Ш. Могилёвер из Белостока‚ врачи М. Мандельштам из Киева и Я. Бернштейн-Коган из Кишинева‚ адвокат Я. Ясиновский из Варшавы. Членом Сионистской организации мог стать всякий‚ кто платил ежегодный взнос "не менее одного шекеля": шекель – древняя еврейская монета‚ что соответствовало в то время одной германской марке или сорока российским копейкам. Председателем Сионистской организации стал Теодор Герцль и оставался на этом посту до самой смерти.
Прежде Герцль знал только понаслышке о российском еврействе и его проблемах‚ но познакомившись с делегатами из России‚ он отметил: "Мы всегда были убеждены‚ что они нуждаются в нашей помощи и духовном руководстве. И вот на Базельском конгрессе российское еврейство явило нам такую культурную мощь‚ какой мы не могли и вообразить... Они обладают той внутренней цельностью‚ которая утрачена большинством европейских евреев... Они не растворяются ни в каком другом народе‚ но перенимают всё лучшее у этих народов... Глядя на них‚ начинаешь понимать‚ что давало силу нашим предкам выстоять в самые тяжелые времена..."
И еще писал Герцль после Базельского конгресса: "Раньше мне часто говорили: "К этому делу тебе удастся привлечь только русских евреев". Если бы мне это повторили сегодня‚ у меня был бы готов ответ: "Только?! Мне этого вполне достаточно!"
В деле департамента полиции записано: в 1866 году Александр II проезжал через деревню Тярлево; шестеро молодых евреев‚ юноши и девушки‚ "обратили на себя внимание Государя Императора... и‚ как принадлежащие по наружным признакам к нигилистам‚ были по Высочайшему повелению арестованы". С 1884 по 1890 год арестовали в России за революционную деятельность 4307 человек‚ и среди них 579 евреев (13‚4%). В 1898 году евреи составили 18‚7% среди арестованных революционеров (213 человек)‚ в 1899 году – 24‚8% (351 человек)‚ в 1901-1902 годах – 29‚1% (2269 человек). Ссыльных евреев отправляли‚ как правило‚ в самые отдаленные районы – на Колыму и в Верхоянск. Один из них вспоминал: "В колымской политической ссылке царило засилие евреев. Их присылали туда отовсюду и всяких. Русских присылали на выбор‚ лишь особенно строптивых и опасных‚ заводивших по дороге скандалы и бунты. Евреев посылали подряд: женатых – в Верхоянск‚ холостых – в Колымск... От Якутска до Колымска 2400 верст – через дикие‚ холодные пустыни. Зимой надо ехать два месяца‚ а летом – четыре..."
В 1889 году в Якутске начались волнения политических ссыльных против тяжелых условий жизни; солдаты застрелили и закололи штыками шесть человек. Военный суд приговорил двадцать ссыльных к каторжным работам на разные сроки‚ троих к смертной казни: среди повешенных оказались два еврея – А. Гаусман и Л. Коган-Бернштейн. Ссыльный Михаил Гоц – сын московского купца-миллионера и внук торговца чаем К. Высоцкого – был ранен во время волнений в Якутске‚ осужден на бессрочную каторгу‚ а после амнистии отправлен на поселение. Затем он уехал за границу‚ получал деньги от богатых родственников из России‚ тратил их на партийные нужды‚ а сам жил очень скромно и отличался крайним аскетизмом. Гоц был прикован к креслу‚ страдал от болей в позвоночнике – последствие ранения в Якутске‚ но до последнего дня оставался членом Центрального комитета партии эсеров‚ а его квартира в Женеве была штабом партии.
***
Устав Боевой организации эсеров провозглашал "борьбу с существующим строем посредством устранения тех представителей его, которые будут признаны наиболее преступными и опасными врагами свободы". Боевая организация была малочисленной, и за всё время существования в нее входило не более восьмидесяти человек. Это были представители разных слоев русского общества – рабочий‚ студент‚ крестьянин‚ офицер флота‚ дочь вице-губернатора‚ сын священника‚ выходцы из старинных дворянских родов; участвовали в Боевой организации и евреи‚ около пятнадцати человек. Среди прочих были казнены за террористическую деятельность эсеры Н.Гершкович, А. Шпайзман, С. Рысс, Ф. Фрумкина; Э. Забельшанский погиб при взрыве бомбы на даче П. Столыпина; Д. Бриллиант (участница покушений на великого князя Сергея Александровича и В. Плеве) сошла с ума в Петропавловской крепости; М. Швейцер погиб при изготовлении бомбы.
В 1893 году Азеф послал первое письмо в жандармское управление, завершив его таким образом: "Если мои сведения окажутся Вам необходимыми в дальнейшем, то я не откажусь их сообщать. Готовый к услугам покорный слуга..." Разговоры о двойной роли Азефа начались с 1902 года‚ но эсеры не могли в это поверить и все слухи называли "легкомысленной обывательской болтовней": казалось невероятным обвинять в предательстве талантливого руководителя самых блистательных террористических актов того времени. К концу 1908 года Азефа – "провокатора-виртуоза" – разоблачили окончательно‚ и партия эсеров приговорила его к смерти. Азефа искали по всей Европе‚ чтобы привести приговор в исполнение; в газетах появлялись сообщения о его убийстве "террористами в косоворотках"‚ но он ускользнул от всех и умер в Берлине в 1918 году. Об этом человеке писали пьесы и романы, воспоминания и научные исследования; по сей день историки называют его "самым загадочным персонажем в истории русского революционного движения" и спорят о том‚ что двигало этим человеком: месть‚ ненасытная жадность‚ ущемленное самолюбие или страсть игрока к опасной игре.
Платный агент полиции Азеф‚ предотвращая многие покушения на царя‚ в 1908 году подготавливал совместно с Борисом Савинковым и Петром Карповичем убийство Николая II на крейсере "Рюрик". Хорошо организованная операция сорвалась в последнюю минуту: матрос Герасим Авдеев оказался на палубе корабля рядом с царем‚ но почему-то в него не выстрелил. И очевидно не без оснований сказал Азеф В.Бурцеву‚ когда все уже знали о его двойной роли: "Если бы вы‚ Владимир Львович‚ меня тогда не разоблачили‚ я убил бы царя".
***
В 1902 году виленский генерал-губернатор фон Валь приказал высечь группу евреев и поляков за участие в первомайской демонстрации. В ответ на это член Бунда сапожник Гирш Леккерт стрелял в генерал-губернатора‚ ранил его и был повешен по приговору военного суда. Этот первый террористический акт‚ совершенный бундовцем‚ вызвал в партии дискуссию об "организованной мести"‚ и съезд Бунда отверг любые формы террористической деятельности. Еврейское рабочее движение отмечало день казни Гирша Леккерта‚ выступившего на защиту чести и достоинства рабочих. В Советском Союзе о нем слагали песни, писали пьесы, сняли фильм "Гирш Леккерт"; его именем называли еврейские школы и клубы, одну из улиц Минска переименовали в честь Леккерта; в этом же городе ему поставили памятник в 1922 году, однако он долго не просуществовал.
***
Начальник московского охранного отделения жандармский полковник С. Зубатов создавал с одобрения начальства легальные профессиональные объединения‚ чтобы отвлечь рабочих от политики и направить на экономическую борьбу с предпринимателями. В 1901 году бывшие члены Бунда основали в Минске Еврейскую независимую рабочую партию: ее участников называли "независимцы"‚ "легализаторы"‚ "зубатовцы". Эта партия не преследовала политических целей‚ а желала лишь поднять экономический и культурный уровень еврейских рабочих под лозунгом "хлеба и знаний". Один из лидеров "независимцев" провозглашал: "Мы не призываем – пролетарии всех стран‚ соединяйтесь‚ а лишь – минские столяры‚ минские маляры и т.д. – соединяйтесь". Первые же забастовки в Минске дали хорошие результаты‚ так как местный жандармский полковник вызывал к себе предпринимателей и угрозами заставлял их пойти на уступки. Новая партия стала популярной‚ и к ней примкнули еврейские рабочие разных городов черты оседлости.
Лидер "независимцев" Маня Вильбушевич пользовалась таким влиянием‚ что получила разрешение министра внутренних дел на проведение в Минске первой и единственной в царской России легальной конференции российских сионистов. (Целью сионистов была Палестина‚ а не политические преобразования в России‚ и потому С. Зубатов рекомендовал департаменту полиции: "Надо сионизм поддержать и вообще сыграть на националистических стремлениях".) Бундовцы называли "независимцев" "изменниками и провокаторами" и провозглашали: "Каждый революционер‚ который входит в какие-либо сношения с Зубатовым или с подобными ему шпионами‚ вредит интересам рабочих и теряет право носить имя революционера".
В 1903 году‚ после погрома в Кишиневе‚ "независимцы" приняли решение о самороспуске партии: "На фоне всеобщего подавления всякого живого дыхания в еврействе‚ легальные формы рабочего движения могли бы звучать только резким‚ бессмысленным и наглым диссонансом". Некоторые из "независимцев" вернулись в Бунд‚ а остальные примкнули к сионистам.
***
Термин "сионизм" ввел в употребление венский писатель и философ Натан Бирнбаум – в 1890 году. Он пропагандировал идеи Льва Пинскера‚ изложенные в брошюре "Автоэмансипация"‚ – Теодор Герцль говорил впоследствии‚ что если бы он знал о существовании этой брошюры‚ то‚ скорее всего‚ "не сел бы писать" "Еврейское государство". Для нового движения Герцль предложил "белый флаг с семью золотыми звездами‚ где белое поле символически обозначало бы светлую‚ новую жизнь‚ а звезды – наш семичасовой рабочий день‚ ибо во имя труда евреи идут в новую страну". Но Давид Вольфсон‚ уроженец Ковенской губернии (после смерти Герцля он стал президентом Сионистской организации)‚ предложил бело-голубое знамя – в соответствии с цветами талеса‚ еврейского молитвенного облачения.
Так появился флаг сионистского движения: в центре магендавид на белом фоне‚ а сверху и снизу – две голубые полосы. Теперь это флаг государства Израиль.
назад ~ ОГЛАВЛЕНИЕ ~ далее